Автор: T-ho & Nazenberg
Размер: мини, 1670 слов
Пейринг/Персонажи: Беверли Катц, Уилл Грэм, Брайан Зеллер, Джимми Прайс, Сесил Болдуин
Категория: джен
Жанр: флафф, ангст, кроссовер с Hannibal NBC
Рейтинг: G
Краткое содержание: Беверли Катц скучает по дому. Беверли Катц хочет домой. Спокойной ночи, Найт Вейл. Спокойной ночи, Беверли Катц. Спокойной ночи.
Для голосования: #. fandom Hannibal 2013 - работа "Привычка"
читать дальше– … нет, наверное, не успею. Но хочу успеть. Не выпьете все без меня? Д… Да, само собой, прямо так, – тихо смеется Беверли. Искаженный телефонными помехами вечно недовольный голос Зеллера умолкает в трубке.
– Обиделся? – она качает ногой, сидя на подоконнике и задумчиво выводит каракули ручкой в ежедневнике.
Гневное бурчание.
– С меня пинта темного, не обижайся.
Голос Зеллера заметно веселеет.
– Алкоголики. Ага. Да вы двое! – чуть приоткрыв рот, Беверли подрисовывает пару загогулин и отстраняется, хмурясь.
– Договорились. Я сказала, договорились. Да. До скорого. Не теряйся. Джиму привет, я знаю, он у тебя сейчас в ногах сидит. Пока!
Возмущенное бормотание прерывает мягкий щелчок клавиши.
Беверли постукивает босой пяткой об оконный карниз и смотрит в окно.
К этому небу она не привыкнет никогда. Синие сумерки, холодные огни обитаемых домов, морозно утром, прохладно днем.
Белый шум и потрескивание льются из старого радиоприемника, ищущего нужную частоту.
Беверли редко спрашивают, откуда она родом. Многие до сих пор думают, что она переехала в Штаты из Южной Кореи совсем недавно, а более бесцеремонные люди включают в список Китай, Вьетнам, Тайвань, Японию. Монголию.
Беверли фыркает, смеется и тут же радостно подскакивает, услышав, как на секунду белый шум прервался парой аккордов из очередной песни, которую она никогда не слышала, и, которой, возможно, и не было вовсе.
Там, где родилась Беверли Катц, светит палящее солнце, сменяясь восхитительно прекрасной луной.
И странными огнями, освещающими фиолетовый небосвод и дома, пока жители притворяются, что спят.
Одна абсолютно невозможная дружелюбная община посреди пустыни.
– … добро пожаловать в Найт Вейл, – бархатным голосом произносит диктор.
Многоглазая каракуля сползает на край листа ежедневника и щурится в лунном свете.
Беверли улыбается ей и ласково проводит пальцем по поцарапанной крышке приемника.
– Здравствуй, Сесил, – тихо говорит она тому, кто не делает вдоха перед тем, как продолжить эфир, потому что не нуждается в дыхании.
***
– Опаздываете, – вкрадчиво сообщает Джек Кроуфорд, скрещивая руки на груди. Он еще не успел растолстеть, но уже выглядит достаточно упитанным.
– Простите, – растерянно выдавливает запыхавшаяся Беверли, судорожно оправляя неудобную курсантскую форму, – Я не буду больше, честное слово! Я просто…
Джек награждает ее неприязненным взглядом, и она замолкает.
Спустя пару секунд, Беверли понимает, что ей повезло: «я просто обходила парк для собак» было бы самым несуразным оправданием для того, кому пора бы уже привыкнуть, что местные парки для собак действительно не могут причинить никакого вреда, а фигуры в капюшонах живут только в темных закоулках, иногда неумело запугивая прохожих ножами и отбирая ценности. Всего лишь.
***
– Для тебя это нормально, да? – вскидывается Зеллер, косясь на чудовищную композицию из трупов, имитирующих художника и натурщицу.
Беверли удивленно поднимает брови.
– Ты здесь недавно? – дружелюбно спрашивает она в ответ, – Сразу видно, что новенький, это же обычное дело, привыкнешь. Более заурядные случаи – дело шерифа.
«…И его тайной полиции», едва не вырывается у нее по привычке.
Сегодня утром она снова искала гвоздику на пороге и не торопилась выходить из дома. Тоже по привычке.
Проходят годы. Найт Вейл остается одной большой привычкой, а Зеллер замечает бантики на жилах, к которым привязаны к веткам куста вырванные органы, соглашается, что тотем из человеческих тел похож на паззл и дарит ей и Прайсу на Рождество «Календарь садовода» этого года, на котором красуются люди-грибы.
***
– Как в тебя только лезет? – с деланым недовольством ворчит Зеллер, наблюдая за тем, как Беверли рассеянно отправляет в рот апельсиновые дольки, одну за другой.
– Привычка, – поясняет она, запивая дольки водой без газа из пятой по счету пол-литровой бутылки, – С детства еще.
– Лопнешь, – добродушно отзывается Прайс из своего угла, – Убирать за тобой не будем.
Беверли усмехается и откидывается в кресле назад. Закрывает глаза и массирует веки кончиками пальцев. Яркие цветные точки похожи на мелькающие в вечно сумеречном небе вертолеты.
Она слышит, как фыркает Зеллер, так и не придумав остроту оригинальнее, чем у напарника, практически может почувствовать, как он украдкой смотрит на Прайса, прежде чем вернуться к работе.
Джим Прайс со своим всегда идеально белым халатом и неторопливой, тягучей манерой речи напоминает ей другого ученого, вокруг которого тоже постоянно вилась чья-то беспокойная тень.
– Что он собирается делать со всеми этими предохранительными коробками и жужжащими электронными приборами? – задумчиво бормочет она глядя прищурившись на прекрасный, идеальный лабораторный халат Прайса.
Он удивленно оборачивается, но Беверли уже идет к выходу из лаборатории: ей нужно размяться.
– Джим, – раздается неуверенный голос Зеллера, едва она выходит за порог.
– М?
– Ты стригся недавно?
– Угу.
– Тебе… идет.
– М?
– Изящно, – ляпает Зеллер.
До слуха Беверли сквозь цокот ее каблуков доносится еле слышная ругань и недоуменное «Ты чего?».
Она сдерживает смех и качает головой.
***
– Ра-а-аз. Два-а-а…
– Эй! – мама берет Беверли на руки и сажает обратно в тележку, – Куда скачешь?
– Мама, ма! – беспокойно прыгает Беверли, указывая пальчиком куда-то между рядов, – А сколько там ангелов?
Мама хмурится и закусывает губу.
– Ты еще не умеешь до стольки считать, Бев. Много.
– Мно-о-о-го, – с удовольствием повторяет Беверли, проводя щекой по пластиковому краю тележки. Черный ангел подмигивает им с мамой.
Беверли не знает, что такое «пятнадцать», но знает, что нельзя говорить, что видишь ангелов в супермаркете, потому что в прошлый раз пришлось долго торчать в каком-то скучном доме с больничным запахом и брюзгливым дядей-доктором с индюшачьим зобом. Нет, серьезно. Никаких ангелов, мисс.
– Мисс!
Беверли вздрагивает и поспешно достает кредитку, мимоходом отмечая, что серому от скуки одутловатому лицу кассира подошел бы маленький рог на переносице.
Совсем небольшой, просто как серая бородавка.
***
Уилл сидит на ее столе, уткнувшись взглядом в свои ботинки. Беверли забирает у него из рук пустую банку пива и открывает новую.
– Знаешь, что? Тебе бы в отпуск. Или уехать ненадолго, – немного неразборчиво говорит она.
– На Гоа меня заждались, – невесело отвечает он спустя пару секунд.
– К родственникам?
– К каким родственникам?
– Куда глаза глядят? – сдается Беверли.
– Еще не в том состоянии.
Она садится рядом и хмуро разглядывает его ботинки вместе с ним. У нее на примете совершенно точно есть место, где Уилл никогда больше не чувствовал бы себя чужим. Но ему будет негде рыбачить. Это неправильно, хоть и не самое большое неудобство в месте, где он мог бы быть абсолютно счастливым, каждый раз глядя на огни над Арби перед сном, в котором больше бы не было кошмаров. В самом деле, Беверли могла бы подарить ему беруши, чтобы не было слышно криков по ночам, и моток колючей проволоки от аллигаторов. Они могли бы ходить друг к другу в гости, болеть за Пум из Найт Вейла, швыряться газировкой в Индейского Следопыта и устраивать пикники по ночам, которые могут длиться, сколько им вздумается.
Если бы только она могла отвезти Уилла в Найт Вейл.
Но она не может. Никто не может.
***
Она помнит детскую площадку, ржавую «тошниловку», питьевой фонтанчик с облупившейся голубой краской, апельсин в своей чумазой ладони и железный трос, обвивающийся вокруг ее талии. Удаляющийся пронзительный крик мамы и жужжание лопастей самолета с эмблемой хищной птицы, ныряющей за добычей. Боль и яркий свет.
И все.
Ну и, конечно, сильный зуд на месте, где у нее было маленькое щупальце, которым было удобно незаметно шлепать маму по руке, когда Беверли хотела привлечь ее внимание, и которое она обычно поднимала, отвечая на вопрос учителя, пока занималась чем-то другим. Ее за это частенько ругали, говоря, что девочка ловит ворон на уроке.
Когда в другой школе она не смогла показать Найт Вейл на их неправильной карте, где был только значок места ядерных испытаний, Беверли впервые заплакала. Она давилась злостью, обидой и страхом, чувствуя, как горячие щеки становятся мокрыми, всхлипывала и не могла остановиться.
Беверли плачет раз в месяц, год за годом, когда старый радиоприемник ловит несуществующую радиопередачу из несуществующего города, хрипит, выплевывая бархатный голос несуществующего Сесила Болдуина, который никогда не стареет, и это совершенно неправильно, как говорили ей в другой школе, запирая Беверли в шкафчиках и поколачивая в раздевалках.
– Карлос и его ученые засели в контрольной станции недалеко от Шоссе 800 и говорят, что их приборы показывают зашкаливающую сейсмическую активность, подразумевая, что земля должна ходить ходуном под нашими ногами, – сообщает Сесил Беверли, и она зажимает рот ладонью, чувствуя, как дрожат ее губы.
Когда в тот самый день месяца она включила старый радиоприемник перед лучшей подругой, и в комнате зазвучал тревожно-восторженный голос диктора, впервые говорящего о таинственных огнях над Арби, и Шайло назвала ее сумасшедшей, потому что не слышала ничего, кроме шума и помех, Найт Вейл превратился из воспоминаний в одну большую дурную привычку.
Беверли со злостью вырывает лист из ежедневника с тревожно пищащей каракулей, сминает, запускает им в стену и обнимает себя за колени.
Звонит телефон.
– Беверли, – шипит он голосом Уилла, настойчиво вклинивающимся в гладкую речь Сесила, – Беверли, пожалуйста, ты не могла бы приехать? Извини, если поздно, это дом…
– Что? – громко спрашивает она, зажимая одно ухо.
– Сделай радио потише, я не слышу, что ты говоришь, за этой болтовней! – возмущается Уилл, и снова звучит испуганно, – дом девушки, которую убила Джорджия Мэдхен, я сейчас там…
– Скоро буду, – прерывает Беверли и отключается. Механически одевается, берет со стола ключи, порывается выключить радио.
И застывает на месте.
Сделай радио потише!
Куртка падает из рук.
Уилл слышал голос Найт Вейла. Уилл может его слышать.
– Быть не может, – все еще сиплым от плача голосом говорит Беверли, и опускается на колени, и чувствует, что снова плачет.
От облегчения.
Уилл умеет слышать движения мыслей других людей. Уилл умеет слышать Найт Вейл. Уилл умеет слышать Найт Вейл так же четко, как Беверли, будто родился там.
Она не ошиблась. Она не одна.
Беверли утыкается лицом в свою куртку, не в силах остановиться. У нее появилась надежда, надежда, которую подарил ей тот, кто никогда не был в Найт Вейл, но мог бы стать там своим, будто был там всегда, и тоже вместе с мамой считал ангелов в супермаркете, убегал от вертолетов и тайком пробирался по ночам в «Цветок Пустыни», чтобы крикнуть в дыру в кеглеуборочной зоне на пятой дорожке, надеясь услышать не только собственное эхо.
Спустя мгновение, что-то осторожно касается ее вздрагивающего плеча.
Многоглазая каракуля, затрепыхав крошечными сломанными крылышками, ползет по ней, спускаясь по плечу и застывает на ладони. Беверли улыбается сквозь слезы и легко прикасается к ней губами.
Сегодня ночью, вымотанная и уставшая, Беверли засыпает, не раздеваясь, под The Tiny, которые в совершенно точно существующей радиорубке будто стоят на бесконечном повторе до тех пор, пока она не уснет.
– Пожалуйста… – тревожно просит она во сне, но тут же переворачивается на другой бок.
Беверли Катц скучает по дому. Беверли Катц хочет домой. Сегодня у нее появилась надежда.
Спокойной ночи, Найт Вейл.
Спокойной ночи, Беверли Катц.
Спокойной ночи.