- Не верь, сынку, этим сказкам про капусту, про аиста... на самом деле людей пишет Стивен Кинг. (с) народная мудрость
Хтоничные котики в конце каждого мини были просто очаровательны,
поэтому копирую сюда)) надеюсь, командные артеры не будут возражать)
МИНИ:
Название: Дьявол заставил меня это сделать
Переводчик: ~Maria DeLarge~
Бета: grievouss, Котик, Rose Murderer
Оригинал: «The Devil Made Me Do It» by InitialA, запрос отправлен
Размер: мини, 1435 слов в оригинале / 1 133 слова в переводе
Пейринг/Персонажи: Карлос, Карлос/Сесил
Категория: джен, слэш фоном
Жанр: флафф, юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: У Сесила пропал голос. Карлос выходит в эфир вместо него.
читать дальшеДобрый вечер, Найт-Вейл.
(Нет, Сесил, я не собираюсь читать одно из твоих цветистых вступлений. Если ты так хотел сегодня выступить, надо было прислушаться ко мне и не трогать крем от загара).
Начнем с новостей. Как, я уверен, все уже в курсе, многие в городе онемели по причине химической мутации клеток, обнаруженных в креме от загара, который на прошлой неделе раздавали в Главном Госпитале Найт-Вейла в целях рекламы продуктов по уходу за кожей. Без паники, мы с коллегами делаем все возможное, чтобы исправить положение. В данный момент я не работаю над решением проблемы только потому, что сыворотка обрабатывается на центрифуге, и это займет некоторое время, а наблюдать за процессом сложа руки довольно скучно. Поскольку Сесил также подвергся аллергической немоте, он притащил меня на станцию, чтобы я заменил его в эфире.
Эм. Кажется, я не должен был вам этого говорить. По-видимому… я должен был предстать героем и во всеуслышание провозгласить, что ваша судьба отныне в моих руках, а также горячо заверить вас, что я в полной мере осознаю возложенную на меня ответственность?..
(Сесил, ну, это же смешно, я хоть раз не осознавал свою ответственность за что-нибудь? И героизм — это не по моей части, сам знаешь.)
Но во всем есть свои плюсы. К примеру, мы в научном сообществе Найт-Вейла решили воспользоваться ситуацией и изучить влияние шумового загрязнения на местную флору и фауну. Как ни странно, скорость роста местной флоры значительно возросла в отсутствие голосовых шумов поблизости. По идее, все должно быть с точностью до наоборот. Не то чтобы, побеседовав со своим домашним растением, вы поспособствуете его росту, но ему определенно поспособствует углекислый газ, высвобождающийся при этом из ваших легких. Хотя о чем это я, вы и так об этом знали, это элементарные основы биологии. Как бы там ни было, полученные данные наводят на интересные мысли и вызывают множество вопросов о том, что именно растет в Найт-Вейле. Придется пригласить специалиста по пустынной растительности, если мы не сможем разобраться… самостоятельно…
Слушатели, мне искренне жаль, но я не могу понять, о чем Сесил сейчас выразительно мне жестикулирует. Извиняюсь, если это что-то важное. В любом случае, пожалуй, продолжу.
Поступили новые сведения о старой дубовой двери, неподвижно висящей в воздухе посреди кустарниковой пустоши: по словам Джона Питерса, с неё исчез замок. Он говорит, что заподозрил бы местных хулиганов, но на гладкой деревянной поверхности не осталось никаких следов. Будто там изначально не было замка. Любопытно, надо будет послать кого-нибудь из интернов обследовать окрестности. Возможно, предмет совершил некий квантовый скачок, и дверь, которую видит мистер Питерс, на самом деле дверь из прошлого…
(Сесил, нет, я не буду каждый раз спрашивать «ну, знаете, фермер?», упомянув мистера Питерса. Это неуместно и уже давно не смешно.)
О, а вот и хорошая новость. Джоэль Айзенберг благополучно оправился от приступа горловых пауков. Отлично, мне не терпится узнать его мнение по поводу прошлогодней атаки птеранодона. От всей души поздравляю и благодарю медицинских работников Найт-Вейла за их неутомимые усилия по восстановлению гортани доктора Айзенберга.
Так… по трафику пока ничего особенного. (Поверить не могу, что говорю это о гигантском пылающем обруче для езды с препятствиями и лежачем полицейском в форме валуна на старой автостраде.) В преддверии выходных не забывайте о том, что сотрудники Тайной Полиции Шерифа будут задерживать всех, кого уличат в употреблении наркотиков или алкоголя. Не только тех, кто за рулем, а в целом всех без исключения. Кроме того, горожанам, использующим велосипед в качестве основного средства передвижения, пора проверить свои скворечники на предмет уведомлений о новом велосипедном налоге. (С каких это пор налоговые извещения у нас оставляют в скворечниках? Сесил, и не смотри на меня так, ты ни разу об этом не упомянул! Неудивительно, что на меня косятся продавцы на рынке. Я, наверно, задолжал по какому-нибудь банановому налогу.)
Хм, городской календарь на этой неделе прямо-таки полон событий. Кроме завтрашнего вечера. Караоке в «Плэй Боле» отменяется на неопределенный срок до особого распоряжения. Да, нам очень жаль, что так вышло, мы всеми силами пытаемся найти противоядие. Эм, в пятницу в кафе-мороженом «Белые Пески» намечается вечер суши. Прихватите с собой палочки и здоровую тягу к приключениям. Суббота и воскресенье полностью уйдут на строительство защитных укреплений в рамках подготовки к празднику в понедельник. Ах, да, на воскресенье также запланирован общественный субботник. Бумажный мусор в синие мешки, пластиковый — в прозрачные, темные магические артефакты — в красные мешки, их доставили к каждому порогу на прошлой неделе.
Так, Сесил только что передал мне текст передовицы. Посмотрим…
(Ты с ума сошел, я не буду читать это вслух!)
(Даже не думай, я не прочту это в эфире! Это непрофессионально и к тому же слишком личное!)
Леди, джентльмены и не относящиеся ни к тем, ни к другим, на сегодня передовая статья отменяется. Вместо этого дадим слово нашим спонсорам.
«Поздравляем! Вы выиграли новую машину! Нечто подобное мы бы с радостью сообщили вам, если бы розыгрыши призов разрешалось проводить в какой-либо из дней недели. Но, раз уж мы привлекли ваше внимание, загляните на «Автостоянку» и обзаведитесь новенькими колесами! И на сей раз вам придется заплатить.»
К другим новостям. В следующий четверг вечером состоится ежегодное сольное выступление «Танцевальной студии Маленьких Принцесс Шерил». Малышки собираются исполнить «Жизель», и я желаю им в этом начинании всего наилучшего. Напоминание для родителей: фотографировать со вспышкой строго воспрещено, а снимать на видео разрешается исключительно с помощью Sony NXCAMs (компания в недавнем времени заключила с нами контракт, дающий им право монополии на видеорынке Найт-Вейла).
(Сесил, нет, я не буду зачитывать передовицу.)
Честно, ребята, я бы рассказал вам о спортивных новостях, если бы хоть что-нибудь понимал в спорте. Там, откуда я родом, в футбол играют немного по-другому. К тому же местные качки вечно впечатывали меня в шкафчик в школьные годы, поэтому я намеренно игнорировал то, чем они занимались. А если кому-то интересно, почему я просто не зачитываю сводку с листа, то спортивный репортаж у меня в руках выглядит не столько как репортаж, сколько как кучка движущихся по бумаге крестиков и ноликов, которые схематично проигрывают мне матч, чтобы я мог его обозревать и комментировать. О, смотрите-ка, несколько ноликов навалилось на один из крестиков. Если кто-нибудь понял, что это означает — вот вам, пожалуйста. Новости спорта!
А теперь о погоде.
(…)
Что ж, дорогие все, извиняюсь, что в этот раз получилось так коротко. Один из стажеров — Дейл? Стив? Брюс? Почему вы не носите бейджики с именами? — передал мне записку, где сказано, что по расписанию у меня остается двенадцать минут и без передовицы их нечем будет заполнить. (Нет, Сесил, у нас нет передовицы!). А, согласно другой записке, Сесил обычно тратит добрых пять минут, пускаясь в романтические рассуждения о каком-то аспекте новостей, который его особенно заинтересовал … или же обо мне. Эм. Ну что ж, это… это…Я, эм… Кхм. (Прекрати так на меня смотреть.
Я не краснею, сам ты краснеешь, отстань!)
Кхм. Слушатели, возможно, вас это удивит… или же, наоборот, совсем не удивит, но я не всегда слушаю эту передачу. Иногда я занят каким-нибудь проектом и забываю включить радио или же просто нуждаюсь в тишине после долгого шумного дня. Или дела в целом идут не очень хорошо, и я просто не хочу, чтобы….
О нет. Не смотри на меня такими глазами. Дело не в тебе, Сесил! Просто бывают дни, когда всем вокруг что-то от меня нужно, и мне невыносима мысль, что кто-то еще будет говорить мне под руку. Не то чтобы ты говоришь мне под руку… чаще всего наоборот, твой голос сливается с моими мыслями. Иногда я не столько задумываюсь о том, что ты говоришь, сколько… позволяю твоему голосу стать частью себя.
Поэтому, когда день не задался, я не хочу, чтобы ты становился его частью. Во время твоей передачи я все еще на работе, и плохой день не заканчивается, пока я не уйду домой. А потом, когда (если) мы видимся вечером, этот день перестает быть плохим, понимаешь? Так что дело не в том, что я иногда не хочу тебя слушать, а в том, что мне…. важно отделять личную жизнь от работы. Понимаешь, о чем я?
(Карлос! Это самое трогательное, что ты когда-либо мне говорил! Мне все-таки не нужно было писать эту поэму в передовицу!
Ох… нет…)
СЕСИЛ! Ты мог говорить с самого начала?!
(Ну, эм… да. Но, знаешь, я очень внимательно тебя слушаю, и не хотел перебивать.)
Сесил, ей-богу… Слушатели, прошу нас извинить. Некоторые предпочитают выяснять отношения в приватной обстановке. Доброй ночи.

***
Название: Чистилище
Переводчик: ~Maria DeLarge~
Бета: grievouss, Котик, Rose Murderer
Оригинал: «Purgatory» by Psilent (HereThereBeFic), разрешение получено
Размер: 2 168 слов в оригинале/ 2 017 в переводе (скачать)
Пейринг/Персонажи: Карлос, Сесил (упоминается)
Категория: джен, слэш фоном
Жанр: ангст, драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Карлосу не раз приходило в голову, что он на самом деле может быть мёртв.
читать дальшеКарлосу не раз приходило в голову, что он на самом деле может быть мёртв.
На каком-то этапе он даже сел и внимательно обдумал эту гипотезу, пытаясь понять: если он действительно умер, то куда попал – в Рай или в Ад?».
С одной стороны, ответ напрашивался сам собой. Место, где загадочные, пугающие звуки доносятся из собачьего парка — мертвой зоны, куда не только строго воспрещено заходить, но и подходить близко и даже вспоминать о её существовании. Место, где солнце восходит и заходит, когда ему вздумается. Где в небе прямо над вывеской «Арби» мерцают непонятные огни без какого-либо видимого источника, которые к тому же меняют цвет каждый раз, когда от них отворачиваешься или моргаешь, а до сознания данный факт доходит отнюдь не сразу, а только через некоторое время. В какой-то момент просто понимаешь, что цвет огней изменился, например, на синий, причем уже довольно давно — около трех часов назад, — а может, и раньше, и весь этот промежут…
Одним словом, судя по всему вышеперечисленному и многому другому, этот город вряд ли показался бы кому-нибудь Раем.
Разве что ученому. Измотанному от скуки ученому. Ученому, чье неумное стремление к новым горизонтам в сфере своей специализации ввиду относительного недостатка финансирования и головокружительных открытий (а также стоящих предметов для исследования, на которые выделяется бюджет) побуждало его большую часть времени весьма правдоподобно изображать взмыленную гончую — из тех, что носятся вокруг деревянного столба на коротком поводке, периодически задыхаясь, как только поводок наматывается до упора.
И тут в его жизни внезапно появился Найт-Вейл. На удивление внезапно. Настолько внезапно, что еще до того, как он рассмотрел всерьёз теорию о «загробной жизни» (и даже назвал это «теорией»), Карлоса навязчиво преследовала мысль о том, что… может, он вовсе не заснул тогда, несколько недель назад, за своим кухонным столом, измученный отчаянной безысходностью и тщетностью попыток что-то изменить. Может, научные руководители не разбудили его неожиданным телефонным звонком через пару часов, и на следующей же неделе он не укатил сломя голову в пустыню. Может быть, на него обрушился бетонный потолок. Может, он заснул, не выключив плиту, и сгорел заживо вместе с домом. Может, в полусонном ступоре он нацарапал на листке бумаги слово, отдаленно напоминающее название какого-то города, затем за считанные минуты ему привиделась целая неделя напряженного поиска сотрудников-добровольцев и сборов оборудования, и в ту же ночь он на полной скорости съехал в кювет.
Конечно, в Найт-Вейле он бы никогда не соскучился. Скука здесь была эмоцией, откровенно говоря, опасной и скорее всего незаконной. Как и большинство других вещей в зависимости от дня недели, а также того, на каком языке и у кого о них спрашивать.
Чуть более осознанно он задумался об этой версии, когда начали умирать его коллеги по проекту. Один за другим, а потом и по двое, по трое, по пятеро они падали жертвами Найт-Вейла и его опасностей. Все, кроме него. И тогда он мельком предположил — поначалу не всерьез, разумеется, так как ни за что не позволил бы себе удаляться от здравого смысла в дебри паранойи, — что причина была проще. Может быть, никого из них не было рядом с ним с самого начала.
Где-то после шестого или седьмого «несчастного случая» он стал замечать, как медленно тикают настенные часы в лаборатории. После тринадцатого перестал внушать себе, что ему показалось.
Через несколько месяцев после приезда и установки их базы последний оставшийся участник его группы… Она упорно отказывалась возвращаться домой и согласилась бы поехать, только если бы он поехал вместе с ней, поскольку относилась к работе с той же одержимостью. Разве что чуть меньше мучилась от скуки перед тем, как началось все это безумие, да и то, вероятно, только потому, что была чуть моложе…
… пару месяцев спустя, она — Аделия, храбрая Аделия — утонула в озере, материализовавшемся прямо под ней и вокруг неё, когда она переходила автостоянку у ювелирного магазина. Который соткался на том месте из воздуха за пару часов.
В ту ночь Карлос некоторое время сидел на кухне, бездумно уставившись в стену. А потом взял листок бумаги и начал составлять список факторов, указывающих на то, в каком из двух отделений загробной жизни он был заперт.
Он никогда не был особенно религиозным человеком, поэтому список вышел не таким полным, каким, возможно, мог бы быть. Если уж начистоту, то у него, по сути, получился перечень духовных плюсов и минусов. «Хорошо» и «плохо».
(Поначалу он не включил туда Сесила.
Не знал, в какую колонку его занести.)
Никакое тиканье на этот раз его не отвлекало. Свои настенные часы Карлос разобрал еще несколько месяцев назад и обнаружил, что они заполнены в основном песком и конфетами его самого нелюбимого сорта.
Их содержимое в буквальном смысле отличалось от содержимого любых других механизмов, какие он здесь разбирал. Это волновало и вместе с тем захватывало его ровно до того момента, пока он не упомянул о своем открытии Сесилу в течение одной из их долгих… и незаметно участившихся бесед. Сесил лучезарно ему улыбнулся и сообщил, что безумно рад, что Карлосу понравился его подарок. Хотя, конечно, он не ожидал, что курьер из службы доставки будет так любезен и заменит старые часы на новые прямо на стене, но ведь от этого сюрприз вышел еще приятнее, не правда ли?
Как выяснилось, узнав, что Карлос очень расстроен тем, как часы работали — вернее не работали — в Найт-Вейле (но даже не подозревая, что этот факт обычно расстроил бы кого угодно), Сесил попытался изучить, как «по-настоящему» выглядит внутреннее строение часов.
(Они тогда разговаривали по телефону, но у Карлоса возникло стойкое ощущение, что Сесил либо жестом взял это наречие в кавычки, либо по привычке поставил их интонационно.)
Свое исследование он проводил в местной библиотеке, что объясняло наличие песка и конфет. Вроде как. Вероятно. Карлос старался об этом не думать.
А три огромных, бесполезных, ржавых шестеренки и с десяток крошечных деталей, которые обнаружились в песке, хотя бы указывали на какую-то логику.
Карлос испытывал по этому поводу смешанные чувства: он был искренне тронут поступком Сесила, но возмущен тем, что кто-то в его отсутствие пробрался к нему в квартиру. Впрочем, к тому времени он уже прекрасно понимал, что возмущением здесь ничего не добьешься.
В кухне было темно. И тихо. Аделия была мертва. Предположительно. Пропала без вести и больше не вернется — определенно. Он сидел один в помещении, предназначенном для совместного проживания группы людей и, оглядываясь, с внезапной остротой понимал, как и где, и когда все личные вещи, заметки и оборудование, оставшееся после его коллег, стали загромождать пространство, некогда принадлежавшее им самим. Он подумал о том, как скоро ему придется убрать вещи Аделии. О том, как скоро сюда пришлют новую экспедицию. И как долго продержатся они.
Карлос сидел один в темноте, в полной тишине, и неразборчивым почерком нарушал закон, составляя список, который и сам-то затруднялся прочесть. А в это время где-то в этом же проклятом городе жил некто, кому он был небезразличен. Некто, кому, возможно — скорее всего — было бы не все равно, если бы его поймали.
(Он вздохнул с чувством, будто исторгает из легких больше воздуха, чем они физически могут вмещать, и крупными неровными буквами написал имя Сесила посередине листка.)
***
Карлос так и не пришел ни к каким конкретным выводам ни в ту ночь, ни после, и порой это его беспокоит, если он позволяет себе задуматься. Что делает не так часто. У него есть работа.
(Иногда он не совсем понимает, для кого теперь работает. Любые контакты с тем, что постепенно начинает казаться ему «внешним миром», в последнее время случаются все реже и будто через помехи.)
Его мнение часто радикально меняется, что непривычно, так как рассудок никогда не проворачивал с ним подобных фокусов до приезда в Найт-Вейл. И он не знает, как его контролировать. Если бы знал, то, может быть, раз и навсегда принял бы твердое решение учитывать факт собственной смертности, даже если ему кажется, что этот вопрос уже не актуален.
Он чувствует себя достаточно смертным, когда сидит в кругу каменной соли, отчаянно печатает на ноутбуке отчет об открытиях за день и усердно переносит туда заметки с телефона, поскольку когда его в прошлый раз застали за публичным конспектированием событий, то строго проинформировали о том, что предупреждения в Найт-Вейле не выдаются и ему очень повезло, что у него отсутствует тот внутренний орган, который обычно вырезается в наказание за нарушение запрета на использование ручек и карандашей.
Он чувствует свою смертность, глядя на горку из песка, старых часовых деталей и мармеладного драже, от которой почему-то все еще не избавился.
Когда он смотрит в ночное небо и обдумывает, каким образом временной диссонанс может влиять на то, как он видит отсюда звезды; когда осознает, что в масштабах Вселенной представляет собой маленького, напуганного карапуза, который заполз в абсолютно незнакомую комнату и растерялся, не зная, как переварить происходящее; когда смотрит вдаль, в пустыню, бесконечно, жадно простирающуюся во все стороны… да, в такие минуты он чувствует свою смертность. Ощущает её сквозь немой шок, с каким люди интуитивно знают о недавней внезапной смерти близкого им человека. Уверен в ней на фундаментальном уровне, как в некой ужасающей, не требующей доказательств аксиоме. И как только это знание пересиливает шок, его переутомленный, гиперчувствительный инстинкт самосохранения приходит в действие, и большой красный сигнал тревоги начинает надрываться у него в голове, заглушая все прочие мысли паническим беги отсюда беги беги беги беги беги бегибегибегибеги…
Но это лишь отдельные моменты. Такое состояние ему непривычно. Напротив, за прошедшее время он, так или иначе, привык не знать, жив он или мертв.
И все чаще и чаще в последние месяцы, чудом выходя невредимым из безнадежных и все более абсурдных ситуаций, он привычно отвечает на этот вопрос (если позволит себе его задать): «скорее всего, нет».
Поэтому он идет на глупые поступки. И только потом осознает их глупость. Потом, когда держит истекающую кровью руку над кухонной раковиной, чтобы проверить, понадобится ли накладывать швы. Потом, когда просыпается в холодном поту и хватает ртом воздух с мыслью, что, если бы опоздал на секунду, поставил ногу чуть левее…
Он ведет себя глупо. И позже понимает, насколько глупо. И каждый раз говорит себе, что больше так не поступит.
Но никто вокруг ничего не замечает, никому нет дела, и ему все труднее и труднее выступать собственным голосом разума.
И вот однажды он приходит в сознание в боулинг-клубе, побитый и израненный, лабораторный халат пропитан кровью, и у него в голове, как на заевшей пластинке, вертится лишь один вопрос, так как он пока не в состоянии подумать ни о чем более продуктивном: «Серьёзно? Умереть вот так? Умереть вот так…. Даже в Найт-Вейле, умереть вот так?! ...».
Карлос приподнимается, оглядывая горожан, столпившихся у очередного мертвого тела, и неожиданно замечает, что приемник на барной стойке включен на полную громкость, и этот странный парень на радио, который проигрывал в эфире его голосовую почту и, пригласив его в очень престижный по меркам Найт-Вейла ресторан, весь вечер ослепительно ему улыбался, пока он бубнил что-то про невероятную сейсмическую активность; этот cтранный парень, который смастерил для него часы, чуть менее непохожие на нормальные часы, чем все остальные в этом городе…
Сейчас, пока Карлос сидит на полу в боулинг-клубе, морщась от пульсирующей головной боли и сумасшедшего сердцебиения, пока пытается вспомнить, как дышать, ведущий на радио плачет о нем.
Сесил скорбит, и, поскольку Карлос все еще не способен на собственные внятные умозаключения, пустота в его сознании заполняется звуками этой скорби.
Перерыв на заранее записанное сообщение выводит его из ступора, и первой осознанной мыслью, которая его посещает — первой мыслью, просочившейся сквозь водоворот бессмысленного «воттакумеретьвоттакумеретьвоттакумереть», оказывается рассеянное «надеюсь, я не пропустил прогноз погоды».
У него гудит в висках. Сообщение заканчивается. Сесил снова в эфире и говорит по-особому восторженно, как свойственно только ему. Поначалу Карлос находил этот тон трогательным, потом настораживающим, а потом настораживающе-трогательным.
Медленно и осторожно он поднимается на ноги.
Толпа понемногу рассеивается. Горожане проходят мимо, иногда оглядываясь, но никто не останавливается. Вокруг него начинаются и заканчиваются разговоры, он улавливает обрывки фраз между приливами головокружения. Желудок бунтует, боль в голове немного унимается, и с отстраненной тревогой Карлос понимает, что уже так привык к запаху крови, что почти его не замечает.
Но все невнятные посторонние шумы перекрывает радио. Голос Сесила ясно звучит у него в голове, и, когда он, запинаясь, выходит на улицу, земля под ногами впервые за последние месяцы кажется ему устойчивой. (В переносном смысле. Физически — черт его знает со здешней сейсмической активностью.)
Он жив. И кого-то в мире это делает счастливым.

***
Название: Звезды вместо пустоты
Переводчик: ~Maria DeLarge~
Бета: grievouss, Котик, Rose Murderer
Оригинал: «Stars Over Void» by Themistoklis, разрешение получено
Размер: мини, 1 181 слово в оригинале / 1 132 слова в переводе (скачать)
Пейринг/Персонажи: Тамика Флинн, НМП (менеджер по кадрам)
Категория: джен
Жанр: ангст, драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: В первый рабочий день на станции Тамику уведомляют о том, что коэффициент выживаемости стажеров Радио Общины Найт-Вейла крайне низок.
читать дальшеВ первый рабочий день на станции Тамику уведомляют о том, что коэффициент выживания стажеров Радио Общины Найт-Вейла крайне низок.
Передав ей стопку аккуратно сложенных и (сомнительно) пуленепробиваемых красных рубашек, менеджер по кадрам переходит к вопросу об уровне смертности. По его словам, если она выживет, то непременно получит стабильную работу. Проблема лишь в том, что за прошедшие годы пройти испытательный срок удалось очень немногим.
Кадровик смотрит ей прямо в глаза, объясняя политику станции в случае смерти стажера. Тамика не знает, как реагировать. Довольно трудно как следует встретиться взглядом с собеседником, у которого в каждом глазном яблоке по два зрачка. Но менеджер Гленн хотя бы не смотрит одновременно в разных направлениях. И сейчас все четыре черных точки сосредоточены на ней. Прекрасно. Пусть слушает как можно внимательнее.
— Я выживу, — отчеканивает Тамика.
Все зрачки опускаются как по команде, прерывая зрительный контакт.
— Разумеется, процент успешных попыток… имеет место быть.
— Я выживу, — повторяет Тамика. Нетерпение вибрирует у неё в груди. Она никогда бы не подписалась на эту работу, если бы не была абсолютно уверена, что справится с поставленной задачей. Если радиостанция и наймет кого-то в этом году, то это будет она.
И те стажеры, которых ей удастся протащить вместе с собой через испытательный срок.
— Позитивный настрой — первый шаг к успеху, — зрачки Гленна дергаются с места на место, останавливаясь на чем угодно, кроме Тамики.
Они одни на станции. Вокруг слишком тихо. На волнах, наверняка, что-нибудь играет, но Тамика не в курсе, что сегодня по расписанию. Вероятно, повтор прошлогодней песни цикад с восточного побережья или мучительный стон, вроде того, который обычно издает недотепа, вспомнив, что оставил свой кофе на капоте машины.
Тамика сыта по горло этими неловкими паузами. Она кладет стопку рубашек на стол, достав одну, натягивает её поверх платья, а потом прикалывает бейджик со своим именем на грудь.
— Ровно?
Гленн кивает и возобновляет инструктаж:
— Вам нужно заполнить кое-какие бумаги, — он откашливается. — По поводу церемонии, когда… эм, когда вы нас покинете. Какую урну для праха вы бы предпочли и прочее.
Он передает ей еще одну стопку — на этот раз бумаг — и Тамика неосознанно стискивает зубы. Люди, умудряющиеся внимательно слушать собеседника и при этом не улавливать смысл всегда её особенно раздражали.
Затем Глен оставляет её одну в офисе заполнять бланки маленькой кисточкой, которой она подписывала другие документы. Тамика присаживается и поправляет рубашку. Ткань тяжелая и жесткая. Им никогда не выдавали пуленепробиваемые жилеты в школе, так что она далеко не специалист по кевлару. Тем не менее, немного странно, что Управление Станцией не заказывает ничего надежнее, чем этот материал, способный выдержать разве что выстрел дробью с расстояния.
Но это тоже поправимо. У Тамики есть карманные деньги и запасной пистолет, который она припрятала, когда им выдавали новые в начале учебного года. Можно его продать и тогда в сумме наличных хватит на собственную защитную экипировку.
В графе, где нужно по желанию указать похоронную молитву, она выводит строки на Видоизмененном Шумерском, которые выучила на первом курсе, перед тем как перейти на Странный Испанский:
Ul Erumma Ana Harrani Sa Alaktasa La Tarat
Abatu ina tahazu lalartu, utuk xul, ma idimmu
Ninmulmulla, kanpa annu sinnis wardatu!
Cacama! Cacama!
Что в переводе (приблизительно) звучит как:
Я не изберу дорогу, что сделает меня своим заложником.
Я поборю в битве бестелесных фантомов, злых духов, демонов.
Дева Бесчисленных Звезд, помни об этой молодой женщине.
Аминь! Аминь!
После чего она улыбается и откладывает кисточку в сторону. Несмотря на процентное соотношение и невозможность отделить одно от другого, Тамика всегда предпочитала звезды пустоте.
***
В третий день работы на станции она посещает свои первые похороны.
Тамика никогда не встречала этого стажера. Мальчик работал по ночам. Он был на год младше неё, родители уговорили его перескочить один класс, но она все равно не помнит, чтобы хоть раз видела его на занятиях. Стоя поодаль, пока служащие снимают плитку с пола, она заставляет себя смотреть на фото, висящее на стене.
Это не школьное фото. И не фото со странички на Фейсбуке. Что неожиданно. Родственники решили увековечить его память совместным портретом, где собрались около станции. Его родители, старшая сестра, младшие братья и он сбоку. Ослепительно улыбаются, все до единого. Улыбки сверкают, как лед на солнце.
Тамика не сводит глаз с портрета на протяжении всей церемонии. Она не сводит с него глаз, когда они опускают урну в отведенный сектор в полу. Она смотрит на него, когда родственники зачитывают молитвы, указанные мальчиком в бланке в его первый рабочий день.
Она стискивает зубы.
В конце церемонии, как того требует традиция, Тамика встает в очередь. Как только подходит время, она кладет ладонь на плитку, под которой покоится прах стажера, и шепотом трижды повторяет его имя: Джозеф, Джозеф, Джозеф.
***
— Гленн, — она догоняет менеджера, пока он не скрылся за дверью.
Тот оборачивается и…. Ну да, она и сама не знала, что ожидала увидеть. Определенно не четыре расширенных вдвое зрачка. В пунш точно не подливали алкоголь, но, пожалуй, Гленн мог принести и свой.
Кадровик глубоко вдыхает и закусывает губу.
— Вы что-то хотели, стажер Тамика?
Это очень официальное обращение, хотя, строго говоря, она сейчас не на службе. Тамика выпрямляется и борется с желанием достать свой бейджик из кармана. Формально ей не полагается его носить, когда она не на службе.
— Мне нужен список стажеров.
Гленн мотает головой.
— Они все там, на стене, — он рассеянно машет рукой в сторону комнаты отдыха. — Или выгравированы на полу.
Это что-то новое.
— Правда?
— Надписи не разглядеть без увеличительного стекла, но они на месте. — Он начинает отворачиваться, но Тамика выходит в дверь бок о бок с ним, стараясь больше не отвлекаться от темы.
— Мне нужен список живых стажеров. Тех, которые здесь работают.
Гленн хмуро косится на неё. Что смотрится очень странно, поскольку в этот момент его зрачки сливаются и почти до конца заполняют радужку чернотой.
— Со временем вы со всеми познакомитесь лично.
Нет, не то.
— Я хочу знать имена до того как их похоронят.
Гленн не понимает, о чем она говорит, но, опять же, он на пять лет старше её. И в тот год уже не подходил по возрасту, его не забирали на принудительное участие в «Программе летнего чтения». Ему не понять.
Он не осознает, что нужно сражаться за каждого. Невозможно выстоять в одиночку против теней и клыков, появляющихся там, где массивным челюстям физически не место.
Тамика знает.
Позже она запоминает имена всех стажеров в своей группе. К тому времени, когда её примут на работу, она позаботится о том, чтобы даже Управление Станцией понимало, что с нынешним коэффицентом выживаемости персонала нельзя мириться.
Не для этого она здесь.

***
ДАЛЕЕ:
Миди
Драбблы
поэтому копирую сюда)) надеюсь, командные артеры не будут возражать)
МИНИ:
Название: Дьявол заставил меня это сделать
Переводчик: ~Maria DeLarge~
Бета: grievouss, Котик, Rose Murderer
Оригинал: «The Devil Made Me Do It» by InitialA, запрос отправлен
Размер: мини, 1435 слов в оригинале / 1 133 слова в переводе
Пейринг/Персонажи: Карлос, Карлос/Сесил
Категория: джен, слэш фоном
Жанр: флафф, юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: У Сесила пропал голос. Карлос выходит в эфир вместо него.
читать дальшеДобрый вечер, Найт-Вейл.
(Нет, Сесил, я не собираюсь читать одно из твоих цветистых вступлений. Если ты так хотел сегодня выступить, надо было прислушаться ко мне и не трогать крем от загара).
Начнем с новостей. Как, я уверен, все уже в курсе, многие в городе онемели по причине химической мутации клеток, обнаруженных в креме от загара, который на прошлой неделе раздавали в Главном Госпитале Найт-Вейла в целях рекламы продуктов по уходу за кожей. Без паники, мы с коллегами делаем все возможное, чтобы исправить положение. В данный момент я не работаю над решением проблемы только потому, что сыворотка обрабатывается на центрифуге, и это займет некоторое время, а наблюдать за процессом сложа руки довольно скучно. Поскольку Сесил также подвергся аллергической немоте, он притащил меня на станцию, чтобы я заменил его в эфире.
Эм. Кажется, я не должен был вам этого говорить. По-видимому… я должен был предстать героем и во всеуслышание провозгласить, что ваша судьба отныне в моих руках, а также горячо заверить вас, что я в полной мере осознаю возложенную на меня ответственность?..
(Сесил, ну, это же смешно, я хоть раз не осознавал свою ответственность за что-нибудь? И героизм — это не по моей части, сам знаешь.)
Но во всем есть свои плюсы. К примеру, мы в научном сообществе Найт-Вейла решили воспользоваться ситуацией и изучить влияние шумового загрязнения на местную флору и фауну. Как ни странно, скорость роста местной флоры значительно возросла в отсутствие голосовых шумов поблизости. По идее, все должно быть с точностью до наоборот. Не то чтобы, побеседовав со своим домашним растением, вы поспособствуете его росту, но ему определенно поспособствует углекислый газ, высвобождающийся при этом из ваших легких. Хотя о чем это я, вы и так об этом знали, это элементарные основы биологии. Как бы там ни было, полученные данные наводят на интересные мысли и вызывают множество вопросов о том, что именно растет в Найт-Вейле. Придется пригласить специалиста по пустынной растительности, если мы не сможем разобраться… самостоятельно…
Слушатели, мне искренне жаль, но я не могу понять, о чем Сесил сейчас выразительно мне жестикулирует. Извиняюсь, если это что-то важное. В любом случае, пожалуй, продолжу.
Поступили новые сведения о старой дубовой двери, неподвижно висящей в воздухе посреди кустарниковой пустоши: по словам Джона Питерса, с неё исчез замок. Он говорит, что заподозрил бы местных хулиганов, но на гладкой деревянной поверхности не осталось никаких следов. Будто там изначально не было замка. Любопытно, надо будет послать кого-нибудь из интернов обследовать окрестности. Возможно, предмет совершил некий квантовый скачок, и дверь, которую видит мистер Питерс, на самом деле дверь из прошлого…
(Сесил, нет, я не буду каждый раз спрашивать «ну, знаете, фермер?», упомянув мистера Питерса. Это неуместно и уже давно не смешно.)
О, а вот и хорошая новость. Джоэль Айзенберг благополучно оправился от приступа горловых пауков. Отлично, мне не терпится узнать его мнение по поводу прошлогодней атаки птеранодона. От всей души поздравляю и благодарю медицинских работников Найт-Вейла за их неутомимые усилия по восстановлению гортани доктора Айзенберга.
Так… по трафику пока ничего особенного. (Поверить не могу, что говорю это о гигантском пылающем обруче для езды с препятствиями и лежачем полицейском в форме валуна на старой автостраде.) В преддверии выходных не забывайте о том, что сотрудники Тайной Полиции Шерифа будут задерживать всех, кого уличат в употреблении наркотиков или алкоголя. Не только тех, кто за рулем, а в целом всех без исключения. Кроме того, горожанам, использующим велосипед в качестве основного средства передвижения, пора проверить свои скворечники на предмет уведомлений о новом велосипедном налоге. (С каких это пор налоговые извещения у нас оставляют в скворечниках? Сесил, и не смотри на меня так, ты ни разу об этом не упомянул! Неудивительно, что на меня косятся продавцы на рынке. Я, наверно, задолжал по какому-нибудь банановому налогу.)
Хм, городской календарь на этой неделе прямо-таки полон событий. Кроме завтрашнего вечера. Караоке в «Плэй Боле» отменяется на неопределенный срок до особого распоряжения. Да, нам очень жаль, что так вышло, мы всеми силами пытаемся найти противоядие. Эм, в пятницу в кафе-мороженом «Белые Пески» намечается вечер суши. Прихватите с собой палочки и здоровую тягу к приключениям. Суббота и воскресенье полностью уйдут на строительство защитных укреплений в рамках подготовки к празднику в понедельник. Ах, да, на воскресенье также запланирован общественный субботник. Бумажный мусор в синие мешки, пластиковый — в прозрачные, темные магические артефакты — в красные мешки, их доставили к каждому порогу на прошлой неделе.
Так, Сесил только что передал мне текст передовицы. Посмотрим…
(Ты с ума сошел, я не буду читать это вслух!)
(Даже не думай, я не прочту это в эфире! Это непрофессионально и к тому же слишком личное!)
Леди, джентльмены и не относящиеся ни к тем, ни к другим, на сегодня передовая статья отменяется. Вместо этого дадим слово нашим спонсорам.
«Поздравляем! Вы выиграли новую машину! Нечто подобное мы бы с радостью сообщили вам, если бы розыгрыши призов разрешалось проводить в какой-либо из дней недели. Но, раз уж мы привлекли ваше внимание, загляните на «Автостоянку» и обзаведитесь новенькими колесами! И на сей раз вам придется заплатить.»
К другим новостям. В следующий четверг вечером состоится ежегодное сольное выступление «Танцевальной студии Маленьких Принцесс Шерил». Малышки собираются исполнить «Жизель», и я желаю им в этом начинании всего наилучшего. Напоминание для родителей: фотографировать со вспышкой строго воспрещено, а снимать на видео разрешается исключительно с помощью Sony NXCAMs (компания в недавнем времени заключила с нами контракт, дающий им право монополии на видеорынке Найт-Вейла).
(Сесил, нет, я не буду зачитывать передовицу.)
Честно, ребята, я бы рассказал вам о спортивных новостях, если бы хоть что-нибудь понимал в спорте. Там, откуда я родом, в футбол играют немного по-другому. К тому же местные качки вечно впечатывали меня в шкафчик в школьные годы, поэтому я намеренно игнорировал то, чем они занимались. А если кому-то интересно, почему я просто не зачитываю сводку с листа, то спортивный репортаж у меня в руках выглядит не столько как репортаж, сколько как кучка движущихся по бумаге крестиков и ноликов, которые схематично проигрывают мне матч, чтобы я мог его обозревать и комментировать. О, смотрите-ка, несколько ноликов навалилось на один из крестиков. Если кто-нибудь понял, что это означает — вот вам, пожалуйста. Новости спорта!
А теперь о погоде.
(…)
Что ж, дорогие все, извиняюсь, что в этот раз получилось так коротко. Один из стажеров — Дейл? Стив? Брюс? Почему вы не носите бейджики с именами? — передал мне записку, где сказано, что по расписанию у меня остается двенадцать минут и без передовицы их нечем будет заполнить. (Нет, Сесил, у нас нет передовицы!). А, согласно другой записке, Сесил обычно тратит добрых пять минут, пускаясь в романтические рассуждения о каком-то аспекте новостей, который его особенно заинтересовал … или же обо мне. Эм. Ну что ж, это… это…Я, эм… Кхм. (Прекрати так на меня смотреть.
Я не краснею, сам ты краснеешь, отстань!)
Кхм. Слушатели, возможно, вас это удивит… или же, наоборот, совсем не удивит, но я не всегда слушаю эту передачу. Иногда я занят каким-нибудь проектом и забываю включить радио или же просто нуждаюсь в тишине после долгого шумного дня. Или дела в целом идут не очень хорошо, и я просто не хочу, чтобы….
О нет. Не смотри на меня такими глазами. Дело не в тебе, Сесил! Просто бывают дни, когда всем вокруг что-то от меня нужно, и мне невыносима мысль, что кто-то еще будет говорить мне под руку. Не то чтобы ты говоришь мне под руку… чаще всего наоборот, твой голос сливается с моими мыслями. Иногда я не столько задумываюсь о том, что ты говоришь, сколько… позволяю твоему голосу стать частью себя.
Поэтому, когда день не задался, я не хочу, чтобы ты становился его частью. Во время твоей передачи я все еще на работе, и плохой день не заканчивается, пока я не уйду домой. А потом, когда (если) мы видимся вечером, этот день перестает быть плохим, понимаешь? Так что дело не в том, что я иногда не хочу тебя слушать, а в том, что мне…. важно отделять личную жизнь от работы. Понимаешь, о чем я?
(Карлос! Это самое трогательное, что ты когда-либо мне говорил! Мне все-таки не нужно было писать эту поэму в передовицу!
Ох… нет…)
СЕСИЛ! Ты мог говорить с самого начала?!
(Ну, эм… да. Но, знаешь, я очень внимательно тебя слушаю, и не хотел перебивать.)
Сесил, ей-богу… Слушатели, прошу нас извинить. Некоторые предпочитают выяснять отношения в приватной обстановке. Доброй ночи.

***
Название: Чистилище
Переводчик: ~Maria DeLarge~
Бета: grievouss, Котик, Rose Murderer
Оригинал: «Purgatory» by Psilent (HereThereBeFic), разрешение получено
Размер: 2 168 слов в оригинале/ 2 017 в переводе (скачать)
Пейринг/Персонажи: Карлос, Сесил (упоминается)
Категория: джен, слэш фоном
Жанр: ангст, драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Карлосу не раз приходило в голову, что он на самом деле может быть мёртв.
читать дальшеКарлосу не раз приходило в голову, что он на самом деле может быть мёртв.
На каком-то этапе он даже сел и внимательно обдумал эту гипотезу, пытаясь понять: если он действительно умер, то куда попал – в Рай или в Ад?».
С одной стороны, ответ напрашивался сам собой. Место, где загадочные, пугающие звуки доносятся из собачьего парка — мертвой зоны, куда не только строго воспрещено заходить, но и подходить близко и даже вспоминать о её существовании. Место, где солнце восходит и заходит, когда ему вздумается. Где в небе прямо над вывеской «Арби» мерцают непонятные огни без какого-либо видимого источника, которые к тому же меняют цвет каждый раз, когда от них отворачиваешься или моргаешь, а до сознания данный факт доходит отнюдь не сразу, а только через некоторое время. В какой-то момент просто понимаешь, что цвет огней изменился, например, на синий, причем уже довольно давно — около трех часов назад, — а может, и раньше, и весь этот промежут…
Одним словом, судя по всему вышеперечисленному и многому другому, этот город вряд ли показался бы кому-нибудь Раем.
Разве что ученому. Измотанному от скуки ученому. Ученому, чье неумное стремление к новым горизонтам в сфере своей специализации ввиду относительного недостатка финансирования и головокружительных открытий (а также стоящих предметов для исследования, на которые выделяется бюджет) побуждало его большую часть времени весьма правдоподобно изображать взмыленную гончую — из тех, что носятся вокруг деревянного столба на коротком поводке, периодически задыхаясь, как только поводок наматывается до упора.
И тут в его жизни внезапно появился Найт-Вейл. На удивление внезапно. Настолько внезапно, что еще до того, как он рассмотрел всерьёз теорию о «загробной жизни» (и даже назвал это «теорией»), Карлоса навязчиво преследовала мысль о том, что… может, он вовсе не заснул тогда, несколько недель назад, за своим кухонным столом, измученный отчаянной безысходностью и тщетностью попыток что-то изменить. Может, научные руководители не разбудили его неожиданным телефонным звонком через пару часов, и на следующей же неделе он не укатил сломя голову в пустыню. Может быть, на него обрушился бетонный потолок. Может, он заснул, не выключив плиту, и сгорел заживо вместе с домом. Может, в полусонном ступоре он нацарапал на листке бумаги слово, отдаленно напоминающее название какого-то города, затем за считанные минуты ему привиделась целая неделя напряженного поиска сотрудников-добровольцев и сборов оборудования, и в ту же ночь он на полной скорости съехал в кювет.
Конечно, в Найт-Вейле он бы никогда не соскучился. Скука здесь была эмоцией, откровенно говоря, опасной и скорее всего незаконной. Как и большинство других вещей в зависимости от дня недели, а также того, на каком языке и у кого о них спрашивать.
Чуть более осознанно он задумался об этой версии, когда начали умирать его коллеги по проекту. Один за другим, а потом и по двое, по трое, по пятеро они падали жертвами Найт-Вейла и его опасностей. Все, кроме него. И тогда он мельком предположил — поначалу не всерьез, разумеется, так как ни за что не позволил бы себе удаляться от здравого смысла в дебри паранойи, — что причина была проще. Может быть, никого из них не было рядом с ним с самого начала.
Где-то после шестого или седьмого «несчастного случая» он стал замечать, как медленно тикают настенные часы в лаборатории. После тринадцатого перестал внушать себе, что ему показалось.
Через несколько месяцев после приезда и установки их базы последний оставшийся участник его группы… Она упорно отказывалась возвращаться домой и согласилась бы поехать, только если бы он поехал вместе с ней, поскольку относилась к работе с той же одержимостью. Разве что чуть меньше мучилась от скуки перед тем, как началось все это безумие, да и то, вероятно, только потому, что была чуть моложе…
… пару месяцев спустя, она — Аделия, храбрая Аделия — утонула в озере, материализовавшемся прямо под ней и вокруг неё, когда она переходила автостоянку у ювелирного магазина. Который соткался на том месте из воздуха за пару часов.
В ту ночь Карлос некоторое время сидел на кухне, бездумно уставившись в стену. А потом взял листок бумаги и начал составлять список факторов, указывающих на то, в каком из двух отделений загробной жизни он был заперт.
Он никогда не был особенно религиозным человеком, поэтому список вышел не таким полным, каким, возможно, мог бы быть. Если уж начистоту, то у него, по сути, получился перечень духовных плюсов и минусов. «Хорошо» и «плохо».
(Поначалу он не включил туда Сесила.
Не знал, в какую колонку его занести.)
Никакое тиканье на этот раз его не отвлекало. Свои настенные часы Карлос разобрал еще несколько месяцев назад и обнаружил, что они заполнены в основном песком и конфетами его самого нелюбимого сорта.
Их содержимое в буквальном смысле отличалось от содержимого любых других механизмов, какие он здесь разбирал. Это волновало и вместе с тем захватывало его ровно до того момента, пока он не упомянул о своем открытии Сесилу в течение одной из их долгих… и незаметно участившихся бесед. Сесил лучезарно ему улыбнулся и сообщил, что безумно рад, что Карлосу понравился его подарок. Хотя, конечно, он не ожидал, что курьер из службы доставки будет так любезен и заменит старые часы на новые прямо на стене, но ведь от этого сюрприз вышел еще приятнее, не правда ли?
Как выяснилось, узнав, что Карлос очень расстроен тем, как часы работали — вернее не работали — в Найт-Вейле (но даже не подозревая, что этот факт обычно расстроил бы кого угодно), Сесил попытался изучить, как «по-настоящему» выглядит внутреннее строение часов.
(Они тогда разговаривали по телефону, но у Карлоса возникло стойкое ощущение, что Сесил либо жестом взял это наречие в кавычки, либо по привычке поставил их интонационно.)
Свое исследование он проводил в местной библиотеке, что объясняло наличие песка и конфет. Вроде как. Вероятно. Карлос старался об этом не думать.
А три огромных, бесполезных, ржавых шестеренки и с десяток крошечных деталей, которые обнаружились в песке, хотя бы указывали на какую-то логику.
Карлос испытывал по этому поводу смешанные чувства: он был искренне тронут поступком Сесила, но возмущен тем, что кто-то в его отсутствие пробрался к нему в квартиру. Впрочем, к тому времени он уже прекрасно понимал, что возмущением здесь ничего не добьешься.
В кухне было темно. И тихо. Аделия была мертва. Предположительно. Пропала без вести и больше не вернется — определенно. Он сидел один в помещении, предназначенном для совместного проживания группы людей и, оглядываясь, с внезапной остротой понимал, как и где, и когда все личные вещи, заметки и оборудование, оставшееся после его коллег, стали загромождать пространство, некогда принадлежавшее им самим. Он подумал о том, как скоро ему придется убрать вещи Аделии. О том, как скоро сюда пришлют новую экспедицию. И как долго продержатся они.
Карлос сидел один в темноте, в полной тишине, и неразборчивым почерком нарушал закон, составляя список, который и сам-то затруднялся прочесть. А в это время где-то в этом же проклятом городе жил некто, кому он был небезразличен. Некто, кому, возможно — скорее всего — было бы не все равно, если бы его поймали.
(Он вздохнул с чувством, будто исторгает из легких больше воздуха, чем они физически могут вмещать, и крупными неровными буквами написал имя Сесила посередине листка.)
***
Карлос так и не пришел ни к каким конкретным выводам ни в ту ночь, ни после, и порой это его беспокоит, если он позволяет себе задуматься. Что делает не так часто. У него есть работа.
(Иногда он не совсем понимает, для кого теперь работает. Любые контакты с тем, что постепенно начинает казаться ему «внешним миром», в последнее время случаются все реже и будто через помехи.)
Его мнение часто радикально меняется, что непривычно, так как рассудок никогда не проворачивал с ним подобных фокусов до приезда в Найт-Вейл. И он не знает, как его контролировать. Если бы знал, то, может быть, раз и навсегда принял бы твердое решение учитывать факт собственной смертности, даже если ему кажется, что этот вопрос уже не актуален.
Он чувствует себя достаточно смертным, когда сидит в кругу каменной соли, отчаянно печатает на ноутбуке отчет об открытиях за день и усердно переносит туда заметки с телефона, поскольку когда его в прошлый раз застали за публичным конспектированием событий, то строго проинформировали о том, что предупреждения в Найт-Вейле не выдаются и ему очень повезло, что у него отсутствует тот внутренний орган, который обычно вырезается в наказание за нарушение запрета на использование ручек и карандашей.
Он чувствует свою смертность, глядя на горку из песка, старых часовых деталей и мармеладного драже, от которой почему-то все еще не избавился.
Когда он смотрит в ночное небо и обдумывает, каким образом временной диссонанс может влиять на то, как он видит отсюда звезды; когда осознает, что в масштабах Вселенной представляет собой маленького, напуганного карапуза, который заполз в абсолютно незнакомую комнату и растерялся, не зная, как переварить происходящее; когда смотрит вдаль, в пустыню, бесконечно, жадно простирающуюся во все стороны… да, в такие минуты он чувствует свою смертность. Ощущает её сквозь немой шок, с каким люди интуитивно знают о недавней внезапной смерти близкого им человека. Уверен в ней на фундаментальном уровне, как в некой ужасающей, не требующей доказательств аксиоме. И как только это знание пересиливает шок, его переутомленный, гиперчувствительный инстинкт самосохранения приходит в действие, и большой красный сигнал тревоги начинает надрываться у него в голове, заглушая все прочие мысли паническим беги отсюда беги беги беги беги беги бегибегибегибеги…
Но это лишь отдельные моменты. Такое состояние ему непривычно. Напротив, за прошедшее время он, так или иначе, привык не знать, жив он или мертв.
И все чаще и чаще в последние месяцы, чудом выходя невредимым из безнадежных и все более абсурдных ситуаций, он привычно отвечает на этот вопрос (если позволит себе его задать): «скорее всего, нет».
Поэтому он идет на глупые поступки. И только потом осознает их глупость. Потом, когда держит истекающую кровью руку над кухонной раковиной, чтобы проверить, понадобится ли накладывать швы. Потом, когда просыпается в холодном поту и хватает ртом воздух с мыслью, что, если бы опоздал на секунду, поставил ногу чуть левее…
Он ведет себя глупо. И позже понимает, насколько глупо. И каждый раз говорит себе, что больше так не поступит.
Но никто вокруг ничего не замечает, никому нет дела, и ему все труднее и труднее выступать собственным голосом разума.
И вот однажды он приходит в сознание в боулинг-клубе, побитый и израненный, лабораторный халат пропитан кровью, и у него в голове, как на заевшей пластинке, вертится лишь один вопрос, так как он пока не в состоянии подумать ни о чем более продуктивном: «Серьёзно? Умереть вот так? Умереть вот так…. Даже в Найт-Вейле, умереть вот так?! ...».
Карлос приподнимается, оглядывая горожан, столпившихся у очередного мертвого тела, и неожиданно замечает, что приемник на барной стойке включен на полную громкость, и этот странный парень на радио, который проигрывал в эфире его голосовую почту и, пригласив его в очень престижный по меркам Найт-Вейла ресторан, весь вечер ослепительно ему улыбался, пока он бубнил что-то про невероятную сейсмическую активность; этот cтранный парень, который смастерил для него часы, чуть менее непохожие на нормальные часы, чем все остальные в этом городе…
Сейчас, пока Карлос сидит на полу в боулинг-клубе, морщась от пульсирующей головной боли и сумасшедшего сердцебиения, пока пытается вспомнить, как дышать, ведущий на радио плачет о нем.
Сесил скорбит, и, поскольку Карлос все еще не способен на собственные внятные умозаключения, пустота в его сознании заполняется звуками этой скорби.
Перерыв на заранее записанное сообщение выводит его из ступора, и первой осознанной мыслью, которая его посещает — первой мыслью, просочившейся сквозь водоворот бессмысленного «воттакумеретьвоттакумеретьвоттакумереть», оказывается рассеянное «надеюсь, я не пропустил прогноз погоды».
У него гудит в висках. Сообщение заканчивается. Сесил снова в эфире и говорит по-особому восторженно, как свойственно только ему. Поначалу Карлос находил этот тон трогательным, потом настораживающим, а потом настораживающе-трогательным.
Медленно и осторожно он поднимается на ноги.
Толпа понемногу рассеивается. Горожане проходят мимо, иногда оглядываясь, но никто не останавливается. Вокруг него начинаются и заканчиваются разговоры, он улавливает обрывки фраз между приливами головокружения. Желудок бунтует, боль в голове немного унимается, и с отстраненной тревогой Карлос понимает, что уже так привык к запаху крови, что почти его не замечает.
Но все невнятные посторонние шумы перекрывает радио. Голос Сесила ясно звучит у него в голове, и, когда он, запинаясь, выходит на улицу, земля под ногами впервые за последние месяцы кажется ему устойчивой. (В переносном смысле. Физически — черт его знает со здешней сейсмической активностью.)
Он жив. И кого-то в мире это делает счастливым.

***
Название: Звезды вместо пустоты
Переводчик: ~Maria DeLarge~
Бета: grievouss, Котик, Rose Murderer
Оригинал: «Stars Over Void» by Themistoklis, разрешение получено
Размер: мини, 1 181 слово в оригинале / 1 132 слова в переводе (скачать)
Пейринг/Персонажи: Тамика Флинн, НМП (менеджер по кадрам)
Категория: джен
Жанр: ангст, драма
Рейтинг: PG
Краткое содержание: В первый рабочий день на станции Тамику уведомляют о том, что коэффициент выживаемости стажеров Радио Общины Найт-Вейла крайне низок.
читать дальшеВ первый рабочий день на станции Тамику уведомляют о том, что коэффициент выживания стажеров Радио Общины Найт-Вейла крайне низок.
Передав ей стопку аккуратно сложенных и (сомнительно) пуленепробиваемых красных рубашек, менеджер по кадрам переходит к вопросу об уровне смертности. По его словам, если она выживет, то непременно получит стабильную работу. Проблема лишь в том, что за прошедшие годы пройти испытательный срок удалось очень немногим.
Кадровик смотрит ей прямо в глаза, объясняя политику станции в случае смерти стажера. Тамика не знает, как реагировать. Довольно трудно как следует встретиться взглядом с собеседником, у которого в каждом глазном яблоке по два зрачка. Но менеджер Гленн хотя бы не смотрит одновременно в разных направлениях. И сейчас все четыре черных точки сосредоточены на ней. Прекрасно. Пусть слушает как можно внимательнее.
— Я выживу, — отчеканивает Тамика.
Все зрачки опускаются как по команде, прерывая зрительный контакт.
— Разумеется, процент успешных попыток… имеет место быть.
— Я выживу, — повторяет Тамика. Нетерпение вибрирует у неё в груди. Она никогда бы не подписалась на эту работу, если бы не была абсолютно уверена, что справится с поставленной задачей. Если радиостанция и наймет кого-то в этом году, то это будет она.
И те стажеры, которых ей удастся протащить вместе с собой через испытательный срок.
— Позитивный настрой — первый шаг к успеху, — зрачки Гленна дергаются с места на место, останавливаясь на чем угодно, кроме Тамики.
Они одни на станции. Вокруг слишком тихо. На волнах, наверняка, что-нибудь играет, но Тамика не в курсе, что сегодня по расписанию. Вероятно, повтор прошлогодней песни цикад с восточного побережья или мучительный стон, вроде того, который обычно издает недотепа, вспомнив, что оставил свой кофе на капоте машины.
Тамика сыта по горло этими неловкими паузами. Она кладет стопку рубашек на стол, достав одну, натягивает её поверх платья, а потом прикалывает бейджик со своим именем на грудь.
— Ровно?
Гленн кивает и возобновляет инструктаж:
— Вам нужно заполнить кое-какие бумаги, — он откашливается. — По поводу церемонии, когда… эм, когда вы нас покинете. Какую урну для праха вы бы предпочли и прочее.
Он передает ей еще одну стопку — на этот раз бумаг — и Тамика неосознанно стискивает зубы. Люди, умудряющиеся внимательно слушать собеседника и при этом не улавливать смысл всегда её особенно раздражали.
Затем Глен оставляет её одну в офисе заполнять бланки маленькой кисточкой, которой она подписывала другие документы. Тамика присаживается и поправляет рубашку. Ткань тяжелая и жесткая. Им никогда не выдавали пуленепробиваемые жилеты в школе, так что она далеко не специалист по кевлару. Тем не менее, немного странно, что Управление Станцией не заказывает ничего надежнее, чем этот материал, способный выдержать разве что выстрел дробью с расстояния.
Но это тоже поправимо. У Тамики есть карманные деньги и запасной пистолет, который она припрятала, когда им выдавали новые в начале учебного года. Можно его продать и тогда в сумме наличных хватит на собственную защитную экипировку.
В графе, где нужно по желанию указать похоронную молитву, она выводит строки на Видоизмененном Шумерском, которые выучила на первом курсе, перед тем как перейти на Странный Испанский:
Ul Erumma Ana Harrani Sa Alaktasa La Tarat
Abatu ina tahazu lalartu, utuk xul, ma idimmu
Ninmulmulla, kanpa annu sinnis wardatu!
Cacama! Cacama!
Что в переводе (приблизительно) звучит как:
Я не изберу дорогу, что сделает меня своим заложником.
Я поборю в битве бестелесных фантомов, злых духов, демонов.
Дева Бесчисленных Звезд, помни об этой молодой женщине.
Аминь! Аминь!
После чего она улыбается и откладывает кисточку в сторону. Несмотря на процентное соотношение и невозможность отделить одно от другого, Тамика всегда предпочитала звезды пустоте.
***
В третий день работы на станции она посещает свои первые похороны.
Тамика никогда не встречала этого стажера. Мальчик работал по ночам. Он был на год младше неё, родители уговорили его перескочить один класс, но она все равно не помнит, чтобы хоть раз видела его на занятиях. Стоя поодаль, пока служащие снимают плитку с пола, она заставляет себя смотреть на фото, висящее на стене.
Это не школьное фото. И не фото со странички на Фейсбуке. Что неожиданно. Родственники решили увековечить его память совместным портретом, где собрались около станции. Его родители, старшая сестра, младшие братья и он сбоку. Ослепительно улыбаются, все до единого. Улыбки сверкают, как лед на солнце.
Тамика не сводит глаз с портрета на протяжении всей церемонии. Она не сводит с него глаз, когда они опускают урну в отведенный сектор в полу. Она смотрит на него, когда родственники зачитывают молитвы, указанные мальчиком в бланке в его первый рабочий день.
Она стискивает зубы.
В конце церемонии, как того требует традиция, Тамика встает в очередь. Как только подходит время, она кладет ладонь на плитку, под которой покоится прах стажера, и шепотом трижды повторяет его имя: Джозеф, Джозеф, Джозеф.
***
— Гленн, — она догоняет менеджера, пока он не скрылся за дверью.
Тот оборачивается и…. Ну да, она и сама не знала, что ожидала увидеть. Определенно не четыре расширенных вдвое зрачка. В пунш точно не подливали алкоголь, но, пожалуй, Гленн мог принести и свой.
Кадровик глубоко вдыхает и закусывает губу.
— Вы что-то хотели, стажер Тамика?
Это очень официальное обращение, хотя, строго говоря, она сейчас не на службе. Тамика выпрямляется и борется с желанием достать свой бейджик из кармана. Формально ей не полагается его носить, когда она не на службе.
— Мне нужен список стажеров.
Гленн мотает головой.
— Они все там, на стене, — он рассеянно машет рукой в сторону комнаты отдыха. — Или выгравированы на полу.
Это что-то новое.
— Правда?
— Надписи не разглядеть без увеличительного стекла, но они на месте. — Он начинает отворачиваться, но Тамика выходит в дверь бок о бок с ним, стараясь больше не отвлекаться от темы.
— Мне нужен список живых стажеров. Тех, которые здесь работают.
Гленн хмуро косится на неё. Что смотрится очень странно, поскольку в этот момент его зрачки сливаются и почти до конца заполняют радужку чернотой.
— Со временем вы со всеми познакомитесь лично.
Нет, не то.
— Я хочу знать имена до того как их похоронят.
Гленн не понимает, о чем она говорит, но, опять же, он на пять лет старше её. И в тот год уже не подходил по возрасту, его не забирали на принудительное участие в «Программе летнего чтения». Ему не понять.
Он не осознает, что нужно сражаться за каждого. Невозможно выстоять в одиночку против теней и клыков, появляющихся там, где массивным челюстям физически не место.
Тамика знает.
Позже она запоминает имена всех стажеров в своей группе. К тому времени, когда её примут на работу, она позаботится о том, чтобы даже Управление Станцией понимало, что с нынешним коэффицентом выживаемости персонала нельзя мириться.
Не для этого она здесь.

***
ДАЛЕЕ:
Миди
Драбблы